Присухи
Для привлечения человека используются заговоры, называемые присухами.
● Для девушек● Для молодцев
Для девушек<<<Из светлого веника берется прутик, который кладут на порог двери, в которую пройдет тот, для кого назначена присуха. Как только он перешагнет через прут, прут убирается (положившими его) в такое место, где его никто не мог бы видеть. Потом прут берут и кладут в жарко натопленной бане на полок, приговаривая>>>: "Как сохнет этот прут, пускай сохнет по мне (имя молодца)".
Выйду я в чисто поле; есть в чистом поле белый кречет; попрошу я белого кречета — слетал бы он за чистое поле, на синее море, за крутые горы, за темные леса, в зыбучие болота, и попросил бы он тайную силу, чтобы дала она помощь сходить ему в высокий терем и застать там сонного (имя молодца), сел бы белый кречет на высокую белую грудь, на ретивое сердце, на теплую печень, и вложил бы (имя молодца) из своих могучих уст, чтобы он (имя молодца) не мог без меня, (имя девицы), ни пить, ни есть, ни гулять, ни пировать. Пусть я буду у него всегда на уме, а имя мое на его языке.
Пойду я утром рано в зеленую рощу, поймаю ясна сокола, поручу ему слетать к неведомому духу, чтобы он заставил лететь этого духа до того места, где живет (имя молодца), и пусть он нашепчет ему в ухо и в сердце наговорит до тех пор, пока любовь в нем ко мне (имя девицы) ярким пламенем заговорит. Пусть он (имя молодца) наяву и во сне думает только обо мне (имя девицы), бредит мною ночной порою, и гложет его без меня тоска, как змея гремучая, как болезнь смертная, пусть он не знает ни дня, ни ночи, и видит мои ясные очи, и примчится ко мне из места отдаленного легче ветра полуденного, быстрее молоньи огнистой, легче чайки серебристой. Пусть для него другие девицы будут страшны, как львицы, как огненные геенны, морские сирены, как совы полосатые, как ведьмы мохнатые! А я для него, красна девица (имя девицы), пусть кажусь жар-птицей, морской царицей, зорькой красной, звездочкой ясной, весной благодатной, фиалкой ароматной, легкой пушинкой, белой снежинкой, ночкой майской, птичкой райской. Пусть он без меня ночь и день бродит, как тень, скучает, убивается, как ковыль по чисту полю шатается. Пусть ему без меня (имя девицы) нет радости ни средь темной ночи, ни средь бела дня. А со мной ему пусть будет радостно, тепло, в душе — отрада, на сердце — светло, в уме — веселье, а на языке — пенье.
Встану я, красна девица, с зорькой красной, в день светлый и ясный, умоюсь я росою, утрусь мягкой фатою, оденусь мягким покрывалом, белым опахалом, выйду из ворот, сделаю к лугу поворот, нарву одуванчиков, дуну на его пушок, и пусть он летит туда, где живет мой милый дружок (имя молодца), пусть пушок расскажет ему, как он дорог и мил сердцу моему. Пусть после этих слов тайных он полюбит меня явно, горячо и крепко, как люблю я его, рыцаря моего, дружка смелого, румяного, белого... Пусть его сердце растает перед моей любовью, как перед жаром лед, а речи его будут со мной, сладки, как мед.
Заря-заряница, а я, красна девица, пойду за кленовые ворота, в заповедные места, найду камень белее снега, крепче стали, тяжелее олова возьму этот камень, брошу на дно морское с теми словами: "Пусть камень белый на дне моря лежит, а милого сердце ко мне (имя девицы) пламенной любовью кипит". Встану я против месяца ясного и буду просить Солнце красное: "Солнце, Солнце, растопи сердце друга (имя молодца), пусть оно будет мягче воска ярого, добрее матушки родимой, жальче батюшки родного. Пусть сердце милого дружка (имя молодца) будет принадлежать весь век денно и ночно, летом и весной только мне одной (имя девицы). А для других это сердце пусть будет холодно как лед, крепко как железо и черство как сталь. Ключи от сердца (имя молодца) пусть вечно хранятся только у меня одной (имя девицы).
Ветры буйные, птицы быстрые, летите скорее к месту тайному, к сердцу милого (имя молодца), дайте знать ему, как страдаю я (имя девицы) дни и ноченьки по дружке своем милом (имя молодца). Пусть я горькая, бесталанная буду счастлива с милым (имя молодца) во все месяцы, в годы долгие, во дни майские, ночи зимние, в непогодушку и в дни красные. Я одна, одна люблю милого (имя молодца), крепче батюшки, жарче матушки, лучше братьев всех и сестер родных. Птицы быстрые, ветры буйные, расскажите вы о том милому (имя молодца), что страдаю я, как от болести, от любви моей к добру молодцу (имя молодца). Пусть же будет он до могилы мой. Так и ведайте ему, молодцу (имя молодца).
Стану я, (имя девицы), помолясь, пойду, благословясь, из избы в двери, из дверей в ворота, выйду в чистое поле, в подвосточную сторону, в подвосточной стороне стоит изба, стреди избы лежит доска, под доской тоска. Плачет тоска, рыдает тоска, белого света дожидается! Белый свет красно солнышко дожидается, радуется и веселится! Так меня (имя девицы), дожидался, радовался и веселился, не мог бы без меня ни жить, ни быть, ни пить, ни есть; ни на утренней заре, ни на вечерней; как рыба без воды, как младенец без матери, без материна молока, без материна чрева не может жить, так бы (имя молодца) без (имя девицы) не мог бы жить, ни быть, ни пить, ни есть, ни на утренней зоре, ни на вечерней, ни в обыден, ни в полдень, ни при частых звездах, ни при буйных ветрах, ни в день при Солнце, ни в ночь при месяце. Впивайся, тоска, въедайся, тоска, в грудь, в сердце, во весь живот (имя молодца), разростись и разродись по всем жилам, по всем костям ноетой и сухотой по (имя девицы).
Для молодцевНа присуху. Стану я, (имя молодца), благословясь, пойду не крестясь из избы в двери, из ворот в ворота, в восточную сторону, под красное Солнце, под светел месяц, под частыя звезды, под утреннюю зорю и под вечернюю, подо всю тварь Божию. Навстречу мне, (имя девицы), восемь братов, восемь ветров, девятый ватной вихорь. Куда вы пошли, куда полетели? Мы лесами, ключами, моря колебати, черныя грязи высушати. Я вам, (имя молодца), помолюсь, покорюсь и до сырой земли поклонюсь. Вы бо еси восемь ветров девятый брат вихорь, полетите вы лесами, ключами, моря колебати, черныя грязи высушати. Полетите вы на все четыре стороны и по всему свету белому: в тридесять сел, в тридесять городов, в тридесяти морях, и возьмите вы с тех людей, с потюремщиков, с посидельщиков, с бедных людей, которые приговорены под смертную казнь, которые не пьют, не едят, тоскуют и горюют, плачут и рыдают; возьмите вы с тех людей, с потюремщиков, тоску-кручину, печаль великую, и понесите вы с собой и нигде не оброните, и полетите вы через чистыя поля, через темные леса, в темных лесах стоит изба, в избе лежит доска, на той доске лежит тоска и бьется тоска о доску во всякий день, во всякое время. Возьмите вы эту тоску-кручину, печаль великую, понесите вы ее с собою, нигде не оброните; полетите вы через чистыя поля, через темные леса, через синие моря, через быстрый реки и ключи подземные и принесите вы тоску-кручину, печаль великую к (имя девицы) обо мне, (имя молодца), и где вы ее найдете, в гостях или в беседе, или на постели, или в большой хоромине, тут в нее посадите тоску: в белое тело, в ретивое сердце, в черную печень, в белыя груди, в кровь горячую, и в буйную голову, и в семьдесят жил, и в срединную жилу, и в восемьдесят суставов, и триедин сустав, в любовную кость и во всю совесть; загорелось бы у (имя девицы) ретивое сердце, черная печень, закипала бы кровь горячая обо мне, (имя молодца), на всякое время: днем при Солнце и ночью при месяце, при частых звездах; в едах бы не заедала, в питье бы не запивала, гульбою не разгуливала, сном бы не засыпала, водою не смывала, паром не спаривала, слезами не заплакивала, заговорами не заговаривала, отцу-матери ее сказывала, тужила бы и плакала, тосковала бы и горевала бы обо мне, (имя молодца), на всякое время, на всякий день; во дне при Солнце, в ночи при месяце и при частых звездах, на молоду месяце и на ущербе. Как бела рыба без проточной воды не может лежать, ни день дневать, ни часу часовать, ни четверть часа, ни минуты часа, так бы (имя девушки) не могла бы жить и быть, ни день дневать, ни часу часовать, ни четверти часа. Где бы ходила, где бы гуляла, все бы тужила и плакала обо мне, (имя молодца), на всякий день, на всякий час, на всякое время. Будьте вы мои слова лепки и крепки, тверже камня, крепче булату, которые переговорил, которые не договорил, будьте перед-ния назади, а задния напереди. Запираю я, (имя молодца), добрые свои слова устам моим. Язык мой — ключ, запираю и затыкаю навеки и навеки. Ключ и замок в синем море-окияне, под белым камнем-алатырем. Кто может из окияна-мо-ря воду выпить или песок выгрести, или белый камень алатырь зубами со дна моря достать? Так и мои слова и мой замок никому не отпирать.
Заговор читается матерью молодца: Заговариваю я, родная матушка (имярек), по-любовнаго молодца (имярек) на любовь красной девицы (имярек). Вы, ветры буйные, распорите ея белу грудь, откройте ей ретиво сердце, навейте тоску со кручиною; чтобы она тосковала и горевала: чтобы он ей был милее своего лица, светлее ясного дня, краше роду-племени, приветливее отца с матерью; чтобы он казался во сне и наяву, в день и полдень, в ночь и полночь; чтобы он ей был в пригожество красное, во любовь залучную; чтобы она плакала и рыдал по нем, и без него бы радости не видала, утех не находила. Кто камень Алатырь изгложет, тот мой заговор превозможет. Моему слову конец на любовь красной девицы (имярек).
Для отрока. Старинное заклинание на любовь. Стану, отрок (имярек), не благословясь, пойду не перекрестясь, из избы не дверми, из двора — не во-ротми, и пойду в чистое поле. В чистом поле стоит три и два и един: бес Сава, бес Колдун, бес Аса-ул, и я сойдусь поближе, отрок (имярек) и поклонюсь пониже: а... вы тридевять бесов три и два и един: бес Сава, бес Колдун, бес Асаул, и как вы служили И роду царю, и так послужите мне, отроку (имярек), пойдите по городам и по уездам и по деревням, избирайте тоску и сухоту, со зверей и с птицы, и с рыбы, и со всякаго звания людей, и снесите ту тоску и сухоту в отроковицу (имярек), в ясныя очи, в черныя брови, в румяное лицо, в са-харныя уста, в горячую кровь, в черную печень, в тридевять жил, и в одну жилу, во становую, в подпятную... чтобы отроковица (имярек) не могла бы ни жить, ни быть, ни день по Солнцу, ни ночи/о по месяцу. Как младенец без матернаго молока жить не может, так бы жила отроковица (имярек): без воды не может жить ни днем, ни ночью, ни в которую пору. Есть в чистом поле стоит дуб сорочинской, и под тем дубом сорочинским есть тридевять отроковиц, из-под того дуба сорочинскаго выходит Яга баба и пожигает тридевять сажен дубовых дров. И коль жарко и коль ярко разгоралось тридевять сажен дубовых дров, и столь жарко и столь ярко разгоралась отроковица (имярек) без отрока (имярек), не могла бы. с себя тоски и сухоты снять, в парной бане париться, не могла бы в чистом поле разгуляться и пресным молоком нахлебаться, ни сном отоспаться, в беседе не отсидеться. И тем моим словам ключ и замок, и замок замкну, и снесу замок в аки-ян-море под Алатырь камень.
Присушка. Встану я благословись, пойду перекрестясь из дверей в двери, из ворот в ворота под восток, под восточну сторону. Под восточной стороной стоит избушка, в избушке — печь, на печи — доска, на этой доске — тоска. Тоска-тоскуша сухота-сухотушша, плач-плакущща... чтоб плакал и тосковал, с ума-разума не спускал, во сну не засыпал, в еде не заедал, в питье не запивал, в холоде не захаживал. Пойду я из улки в улки, из переулка в переулок, по калиновому мосту с тремя братцами, с буйными ветрами, по калиновому мосту, по переходам, по переездам, попадают мне-ка двенадцать вихрей вихоровичей: “Где (имя девицы) найдете, белу грудь распорете, эту тоску-тоскушшу пустите, в ретиво сердце положите, чтоб она плакала, тосковала об (имя молодца) чище сухой сушины и сухой печины и сухой веничины”. Сидит (имя молодца) за столы дубовыми, за скатерти браными, за есвы сахарными, за питьи медяными — скакала, бросалась бы раба Божия за столы дубовы, за скатерти браны, за есвы сахарны, за питья медяны, и брала бы она, (имя девицы), за белыя руки, за златыя перстни, в уста целовала, к сердцу прижимала, своим милым другом называла.
Приворотный заговор. Востану я, (имярек), и пойду перекрестясь из избы не во двери, со двора не в вороты, и пойду я не в восток, не в восточную сторону. Не в востоке, не в восточной стороне есть Окиан море, на том Окиане море лежит колода дубовая, на той на колоде, на той на дубовой сидит Страх-Рах. Я этому Страху-Раху покорюсь и помолюсь: “Создай мне, Страх-Рах, семьдесят семь ветров, семьдесят семь вихорев; ветер полуденный, ветер полуночный, ветер суходушный, которые леса сушили, крошили темныя леса, зеленыя травы, быст-рыя реки; и так бы сушилась, крушилась обо мне, об рабе (имярек), раба (имярек)”. И пойду я не в восток, не в восточную сторону, на заднее крыльцо, в подымное окно, под гнилое бойное дерево, пойду не дорогой, а стороной, мышьей норой, собачьей тропой; и идет мне навстречу рабу раба, ударю ее по ретивому сердцу, распорю я ея белу грудь и напущу на нее тоску тоскущую, кручину кручин-скую; едами бы она не заедала, питьем бы она не запивала, думой бы она не задумывала; и разойдись, тоска тоскущая, кручина кручинская, по ретивому сердцу, в становыя жилы, в горячую кровь; запру я эту тоску тоскущую, кручину кручинскую ключами и замками; брошу я ключи и замки в Окиан море. Есть в Окиане море Златырь камень, под тем под Златырем камнем стоит щука-калуга, ключи и замки подхватила; никто эту щуку-калугу не может изловить ни неводами, ни нережками, ни мелкими ловушками; и куда я ни пойду, куда я ни поеду, все бы она, (имярек), у окошка сидела, за мной, (имярек), глядела и смотрела; и кто меня учил, кто недоучил; будьте, слова, крепки и лепки накрепко; как моя слюна сохла, так бы и она обо мне сохла.
Заговор полюбованного молодца на любовь красной девицы. За морем, за Хвалынским, во медном городе, во железном тереме сидит добрый молодец, заточен во неволе, закован в семьдесят семь цепей, за семьдесят семь дверей, а двери заперты семьюдесятью замками, семьюдесятью крюками. Никто добра молодца из неволи не ослобонит, никто добра молодца досыта не накормит, допьяна не напоит. Приходила к нему родная матушка (имярек) во слезах горючих, поила молодца сытой медовой, кормила молодца белоснеговой крупой, а кормивши молодца сама приговаривала: “Не скакать бы молодцу по чисту полю, не искать бы молодцу чужой добычи, не свыкаться бы молодцу с буйными ветрами, не радоваться бы молодцу на рать могучу, не пускать бы молодцу калену стрелу по поднебесью, не стрелять бы во белых лебедей, что лебедей княжиих, не доставать бы молодцу меч-кладенец врага-супостата; а жить бы молодцу в терему родительском, со отцем, со матерью, с родом-племенем”. Уж как возговорит добрый молодец: “Не чисто поле меня сгубило, не буйны ветры занесли на чужую добычу, не каленой стрелой доставал я белых лебедей, не мечом-кладенцем хотел я достать врагов-супостатов, а сгубила молодца воля молодецкая, во княжем терему над девицей красной (имярек)”.
Заговор для любви. Исполнена есть земля давности. Как на море на Окиане, на острове на Буяне, есть бел горюч камень Алатырь, на том камне устроена огнепали-мая баня, в той бане лежит разжигаемая доска, на той доске тридцать три тоски. Мечутся тоски, кидаются тоски, из стены в стену, из угла в угол, от пола до потолка, оттуда чрез все пути и дороги и перепутья, воздухом и аером. Мечитесь, тоски, киньтесь, тоски, и бросьтесь, тоски, в буйную ея голову, в тыл, в лик, в ясные очи, в сахарные уста, в ретивое сердце, в ее ум и разум, в волю и хотение, во все ее тело белое и во всю кровь горячую, и во все ея кости, и во все составы: в семьдесят составов, полусоставов и подсос-тавов. И во все ея жилы: в семьдесят жил, полу-жил и поджилков, чтобы она тосковала, горевала и плакала бы и рыдала по всяк день, по всяк час, по всякое время, нигде б пробыть не могла, как рыба без воды. Кидалась бы, бросалась из окошка в окошко, из дверей в двери, из ворот в ворота, на все пути, и дороги, и перепутья с трепетом, ту жением, с плачем и рыданием,, зело спешно шла бы и бежала, и пробыть бы без него ни едины минуты не могла. Думала бы об нем не задумала, спала бы не заспала, ела бы не заела, пила б не запила и не боялась бы ничего, чтоб он ей казался милее свету белаго, милее солнца пресветлаго, милее луны прекрасныя, милее всех и даже милее сну своего, по всякое время: на молоди, на перекрое и на исходе месяца. Сие слово есть утверждение и укрепление, им же утверждается, и укрепляется и замыкается. Аще ли кто от человек, кроме меня покусится отмыкать страх сей, то буди яко червь в свище ореховом. И ни чем, ни аером, ни воздухом, ни бурею, ни водою дело сие не отмыкается.
Приворотный заговор. Лягу я не благословясь, встану я не перекрестясь; умываюсь я не водой и не росой, утираюсь я нешитым и непряденым, немытым и некатаным; пойду я из дверей не в двери, а пойду из-под избнаго подлежня, пойду я в ночную сторону; в ночной стороне черное море, в черном море черная баня, в той бане складена печка ртинная и дрова горят дубовыя и доска горит железная; это не доска горит, а это горит тоска (имя девицы). Пойду я от востока до запада; попался мне навстречу мамойла-сатана: “Здравствуй, брат меньшой, я буду тебе большой; сослужи ты мне службу великую: делай ты (имя девушки) сухоту, пусти в мозг, и в уши, и в глаза, и под язык, в сердце, в чрево и в подпятныя жилы”. Слово — ключ, язык — замок; пущу я ключ в окиян-море, замечет его желтыми песками, никто не может достать.
Заговор на любовь. На море на Окиане есть бел горюч светящийся камень Алатырь, никем не ведомый, под тем камнем сокрыта сила могуча, и силе нет конца. Выпускаю я силу могучу на (имярек) красную девицу; сажаю я силу могучу во все составы, полусоставы, во все кости и полукости, во все жилы и полужилы, в ея очи ясны, в ея щеки румяны, в ея белу грудь, в ея ретиво сердце, в утробу, в ея руки и ноги. Будь ты, сила могуча в (имярек) красной девице неисходно; а жги ты, сила могуча, ея кровь горячую, ея сердце кипучее на любовь к (имярек) полюбовному молодцу. А была бы красная девица (имярек) во всем послушна полюбовному молодцу (имярек), по всю его жизнь. Ничем бы красна девица не могла отговориться, ни заговором, ни приговором, и не мог бы ни стар человек, ни млад отговорить ее своим словом. Слово мое крепко, как бел горюч камень Алатырь. Кто из моря всю воду выпьет, кто из поля всю траву выщиплет, и тому мой заговор не превозмочь, силу могучу не увлечь!
Заговор приворотный. На море на Окиане, на острове на Буяне стоит бел горюч камень, на том камне лежат три камня, на тех камнях стоят три гроба, в тех гробах три доски, на каждой доски три тоски; первая тоска убивалася, с телом сопрягалася; вторая тоска убивалася, с телом сопрягалася, третья тоска убивалася, в сердце вошла. К тем гробам девица (имярек) приходила, от тех трех досок три тоски износила; от тех гробов ветер подувает, тоску (имя девушки) навевает, за упокой ее поминает; и был бы я ей, удал добрый молодец, краше красного солнца; по мне бы всегда тосковалася, сердцем со мной сопрягалася, сохла бы да не умирала, в еде бы тоски не заедала, в пойле не запивала, от первыя тоски не положила бы рут, а век бы меня поминала, сохла бы да тосковала.
Встану я, (имярек), благословясь, пойду я, перекрестясь, из избы дверьми и из сеней воротами, заворотами, отводами; выйду я в чистое поле; в чистом поле синее море; в синем море лежит белый камень; у того бела-го камня стоит сухое дерево; у того сухаго дерева стоит сухой муж, сечет сухое дерево и кладет на огонь. Коль скоро и круто разгоралось сухое дерево на огне, так бы скоро и круто разгоралось сердце у (имя девушки) по (имя юноши). Недоговорами и переговорами будьте все мои слова сполна, и не падайте, мои слова, ни на землю, ни на море, на темные леса, ни на буйные ветры, а нападите, мои слова, на ........с........ (имя девушки) в ретивое сердце, в ясныя очи, в белыя груди, в становыя жилы, в похоть и в плоть. Как не может жить рыба без воды и дитя без матери, так бы не могла (имя девушки) жить без (имя юноши). Всем моим словам в море ключ, во рту замок, — запираю, замыкаю на веки веков.
Не молясь ложуся спать и не перекрестившись, встану не благословлясь, пойду из двери в двери в трое двери, из во рот в ворота в трое ворота, в чистыя поля. На море, на Окияне, на острове на Буяне стоят три кузницы. Куют кузнецы на четырех станках. Бес Салчак, не куй белаго железа, а прикуй добраго молодца (или красную девицу) кожею, телом, сердцем (такими-то глазами и кудрями). Не сожги ореховаго дерева, а сожги ретивое сердце в добром молодце (или в красной девице); в естве бы не западал, в поле бы не загулял, в питье бы не запивал, во сне бы не засыпал, с людьми бы не забаивал, во всем бы меня величал и почитал, светлей светлаго месяца, красней краснаго Солнца, милей отца, матери, роду и племени. Ключ — небо, замок — земля.
Встану я, (имярек), не благословясь, пойду не перекрестясь, из избы — не дверями, из сеней — не дверьми, из двора — не воротами; пойду я нижним ходом, подвальным бревном, мышиной норой, собачьей трубой, подворотной дырой; пойду я, (имярек), в чистое поле, в широкое раздолье, в зеленую дубраву. Под красное Солнце, под светел месяц, под частыя мелкая звезды, под буйные ветры, под светлыя зори; встану я, (имярек), на железную межу, на восток хребтом, на запад лицом: раздайся, ад, разступи-ся, мать сыра земля! Из этой земли выходите стосемьдесят дьяволов. 3—2—1. Един бес Сольца. Тако же я, (имярек), покорюсь и помолюсь: вы, един бес Сольца, послушайте сей... отслужу в ином свете. Скиньте с меня, (имярек), тоску и сухоту с чистого, белого тела, с сахарных устое, с оловянных глаз, со ста семидесяти суставов, с подколенных жил, с подпятной кожи. Тоску и сухоту положите в медную котель-ницу, перенесите через огненныя реки, через огнен-ныя озера, не разсыпьте, не помочите, на огне не сожгите, никуда не тряхните, — положите в Акулинино сердце, в мягкую печень, в чистое, белое тело, в сахарныя уста, в оловянныя глаза, во сто семьдесят суставов, во сто семьдесят подколенных жил, в подпятную кожу, в подкожную руду, в черную... выньте из нея женский повод, вложите в меня, (имярек), чтобы она, (имярек), не могла бы без меня, (имярек), ни жить, ни быть: день по Солнцу, ночь по месяцу, под частыми мелкими звездами, под буйными ветрами, под светлыми зорями; чтобы она, (имярек), в бане не опарилась, с отцом, с матерью не жаловалась, с добрыми людьми не разговаривала; так бы она, (имярек), сном не отсыпалась, едой не отъедалась, напитками не отпивалась, ни луком, ни чесноком, ни горькой редькой, ни крепкой водкой. И так бы она, (имярек), не могла от меня, (имярек), отойти, как мертвый мертвец от гроба, — так бы и от меня, (имярек). Тем словам — ключ, замок. Брошу я ключ в Океан море; тоскуй она по-веки по мне, (имярек), ту я один...
Встану я (имярек) и пойду из дверей в двери, из ворот в ворота, в чистое поле. Навстречу мне огонь и полымя и буен ветер. Встану и поклонюсь им низешенько и скажу так: “Гой еси, огонь и полымя! Не палите зеленых лугов, а буен ветер, не раздувай полымя, а сослужите службу верную, великую; выньте из меня (имярек) тоску тоскучую и сухоту плакучую; понесите ее через моря и реки, не утопите, а вложите ее в (имя девицы), в белую грудь, в ретивое сердце, и в легкия, и в печень, чтоб она обо мне, (имярек), тосковала и горевала денну, ночну и полуночну; в сладких ествах бы не заедала, в меду, пиве и вине не запивала”. Будьте вы мои слова крепки и леп ки отныне и до веку. Заключаю крепким замком и ключ в воду.
Как дверь притворяется, так приклонись (имя молодца) к (имя девицы) утрами, вечерами и днями, и часами, и минутами, и кажные в уме держала, не спала и не лежала, чтобы раба того на уме держала, и не пила и не ела, и дьяволы, и сотоны, и чертенята, и сатанята приклонитесь к нам; луга, болота, горы и долы, делайте по-моему; рабыню, еже не сделает по-моему, не давайте ей ни стать, ни лежать, посылайте ко мне, не то разорю луга и болота, и темные леса, пошлю тучу грозну; на море на океане, на острове на Буяне, ветры буйные, ветры храбрые, ветры ночные и полуночные, денные и полуденные, дуйте и подувайте, (имя девицы) (имя молодца) присушите и приворотите, семьдесят жил, семьдесят подкостков, семьдесят семь суставов, семьдесят семь костей, семьдесят семь подкостков; как дверь воскидается туго-натуго, так же и она ко мне, к (имярек), приклонись утрами и вечерами... идолы, дьяволы, покрывайте эти слова.
Стану я (имя молодца), помолясь, пойду, благословясь, из избы дверями, из двора воротами, выйду в чисто поле; в чистом поле стоит изба, в избе из угла в угол лежит доска, на доске лежит тоска, я той тоске, (имя молодца), помолюся и поклонюся: о, сия тоска, не ходи ко мне, (имя молодца), поди тоска, навались на красну девицу, в ясные очи, в черныя брови, в ретивое сердце, разожги у ней, (имя девицы), ретивое сердце, кровь горячую по мне, (имя молодца), не могла бы ни жить, ни быть. Сим словам вся моя крепость.
Встану я, (имя молодца), помолясь, пойду, благословясь, из избы дверями, из двора воротами, в чисто поле, стану на запад хребтом, на восток лицом, позрю, посмотрю на ясно небо; со ясна неба летит огненна стрела; той стреле помолюсь, покорюсь и спрошу ее: "Куда полетела, огненна стрела?" "Во темные леса, в зыбучия болота, во сырое коренье. О ты, огненна стрела! Воротись и полетай, куда я тебя пошлю: есть на Святой Руси красна девица (имя девицы), полетай ей в ретиво сердце, в черную печень, в горячую кровь, в становую жилу, в сахарныя уста, в ясныя очи, в черныя брови, чтобы она тосковала, горевала весь день: при Солнце, на утренней заре, при младом месяце, при вихре-холоде. На прибылых днях и на убылых днях, отныне и до века.
Лягу я, (имя молодца), помолясь, пойду благословясь, из избы дверями, из двора воротами, в чисто поле, погляжу и посмотрю под восточную сторону; под восточной стороной стоит есть три печи. Печка медна, печка железна, печка кирпична. Как они разожглись, распалились от неба до земли, разжигаются небо и земля и вся подвселенная, так бы разжигало у (имя девицы) к (имя молодца) легкое и печень, и кровь горячу, не можно бы ей ни жить, ни быть, ни пить, ни есть, ни спать, ни лежать, все на уме меня держать. Недоговорены, переговорены, прострелите, мои слова, пуще востраго ножа и рысьего когтя тоску напустить, присушить девок.
Четыре зарницы, четыре сестрицы: первая Марья, вторая Марфа, третья Марина, четвертая Макрида; подьте вы, сымайте тоску и великую печаль со гостей, со властей, со кручинных, но тюремных людей, солдатов-новобранцев и с малых младенцев, которые титьку сосали и от матерей осталися; наложите ту тоску и телесную сухоту, великую печаль, на (имя), чтобы она, (имя), без меня, (имя), не могла бы ни жить, ни ходить, ни лежать, ни спать, все по мне, (имя), тосковать; тем словам и речам — ключенныя слова.
На море на Океане, на острове Буяне живет три брата, три ветра, один северный, другой восточный, третий западный. “Навевайте, нанесите вы, ветры, печаль, сухоту (имя девицы), чтобы она без (имя молодца) дня не дневала, часа не часовала”. Слово мое крепко.
Встану я на заре на утренней, пойду я на зеленый луг, брошу по ветру слова мудрые, пусть та девица (имя девицы), что люблю ее жарче пламени,обожгут ее сердце доброе; пусть уста ее, уста сахарны, лишь к моим устам прикасаются, от других же уст удаляются, глаза жгучие пусть глядят всегда на меня, дружка (имя молодца), добра молодца, день и ночь они, улыбаючись. О, пронзите же красной девице (имя девицы) сердце доброе мои реченьки, как стрела огня молненосного, растопите ее мысли-думушки, чтобы все они были заняты только б мной одним, добрым молодцем (имя молодца). Я же буду ей верен до смерти, верен до смерти, до могилушки. Так же пусть и она (имя девицы) будет мне верна. Я слова свои скреплю золотом, скреплю золотом, залью оловом, залью оловом, скую молотом, скую молотом, как кузнец ловкач в кузне огненной, в кузне огненной, в сердце трепетном. Так неси же ветер словеса мои в ту сторонушку, где живет она, друг-зазнобушка (имя девицы), и вернитесь вы, словеса мои, в сердце девицы (имя девицы), что мила, люба крепче солнышка, ярка месяца.
Говорить на три зори — утреннюю, вечернюю и утреннюю. Лягу я (имя молодца), благословясь , встану, помолясь, умоюсь водою, росою, утрусь платком тканым; пойду я, (имя молодца), из дверей в двери, из ворот в ворота, в чисто поле, на путь, на дорогу; навстречу мне, (имя молодца), три брата: Усыня, Бородыня да Никита Маментий; "Гой еси, три брата, да вы куда идете, вы куда бредете?"-"Идем на леса темные, на болота зыбучие, на реки текучие леса зажигать, болота высушать, реки затворять". "Гой вы еси, три брата, не ходите на леса темные, на болота зыбучие, на реки текучие, подите вы, сходите, послужите мне, куда я (имя молодца) вас пошлю ; зажгите вы ретивое сердце у (имя девицы), чтобы горело по (имя молодца); как огонь горит в печи жарко, не потухает, так бы ее сердце горело по (имя молодца); как мил весь белый свет, так бы я казался ей, (имя молодца), краше красного солнышка, светлее светлого месяца; как тоскует мать по дитяте, так бы (имя девицы) тосковала и горевала по (имя молодца), тосковало и горевало ее сердце; как тоскует младенец по титьке, так бы и она тосковала, и горевало сердце у (имя девицы) по (имя молодца); как тоскует кобыла по жеребенку, корова по теленку, так бы (имя девицы) тосковала, и горевало ее сердце по (имя молодца); как тоскует сука по щенятам, кошка по котятам, так бы и она, (имя девицы), тосковала, и горевало ее сердце по (имя молодца); как тоскует утка по утятам, клуша по клушатам; в еде бы не заедала, в питье бы не запивала, в гульбе бы не загуливала, во сне бы не засыпала, ни в году, ни в полугоду,ни во дни, ни в ночи, ни в часу, ни в получасу, ни в минуту, ни в полуминуту". Говорю я, (имя молодца), тридесять слов, тридесять стихов и тридесять молитв; как на земле бел-горюч камень, так бы мои слова и наговоры сквозь семидесяти костей, сквозь семидесяти суставов, сквозь пятидесяти жил, сквозь буйной головы, сквозь ясных очей, сквозь ручных жил, сердечных, сквозь пятных и подколеночных. Говорю я, (имя молодца), тридесять слов и тридесять стихов, тридесять молитв; запираю я, (имя молодца), тридесятью запорами и тридесятью ключами, и те ключи к себе беру. Пойду я, (имя молодца), из океана в окиян-море; брошу я те золоты ключи в окиян-море, под тот бел-горюч камень; на том окияне-море никому не бывать и воды не пивать, песку не зобать и тех золотых ключей никому не вынимать, по мой век, по мою смерть.
Наговаривается на хлеб, вино и прочее, что дается привораживаемому, также на его след. Встану я, (имя молодца), и пойду из избы в двери, из дверей в ворота, в чисто поле, под восток под восточную сторону. Навстречу мне семь братьев семь ветров буйных. "Откуда вы, семь братьев, семь ветров буйных, идете? Куда пошли?" "Пошли мы в чистые поля, в широкие раздолья сушить травы скошенные, леса порубленные, земли вспаханные". "Подите вы, семь ветров буйных, соберите тоски тоскучие со вдов, сирот и маленьких ребят, со всего света белого, понесите к красной девице (имя девицы) в ретивое сердце; просеките булатным топором ретивое ее сердце, посадите в него тоску тоскучую, сухоту сухотучую, в ее кровь горячую, в печень, в суставы, в семьдесят семь суставов и подсуставков, един сустав, в семьдесят семь жил, единую жилу становую; чтобы красна девица (имя девицы) тосковала и горевала по (имя молодца) во сне суточном в двадцать четыре часа, едой бы не заедала, питьем она не запивала, в гульбе бы она не загуливала и во сне бы она не засыпала, в теплой паруше калиновым щелоком не смывала, шелковым веником не спаривала, пошла, слезно плакала, и казался бы ей (имя молодца) милее отца и матери, милее всего роду-племени, милее всего под луной, скатного жемчуга, платья цветного, золотой казны". Будьте вы, мои слова, крепки и лепки, крепче камня и булата. Ключ моим словам в небесной высоте, а замок в морской глубине, на рыбе на ките; и никому эту кит-рыбу не добыть, и замок не отпереть, кроме меня (имя молодца). А кто эту кит-рыбу добудет и замок мой отопрет, да будет как древо, палимое молнией.
В печи огонь горит, палит и пышет и тлит дрова; так бы тлело, горело сердце у (имя девицы) по (имя молодца), во весь день, по всяк час, всегда, ныне и присно и во веки веков".
Стану я, (имя), помолясь, пойду, благословясь, из избы дверями, из двора воротами, в чисто поле. На желтом песке есть белая рыбица. Как белая рыбица тоскует и мечется и не может без воды жить, ни дневать, ни часу часовать, на всяк день и на всяк час, и как у белой рыбицы прилегла чешуя от головы до хвоста, так бы прилегли ко мне, (имя молодца), у нее, (имя девицы), думы и мысли на всяк час и на всяк день, в полном месяце и по все четные, во все двадцать четыре часа, всегда, ныне и присно и во веки веков.
Двое молодцов дрова рубят. “Зачем вам дрова?” — “Землю жечь”. Идет бабка безхвоста, несет беремя дров: “Зачем тебе, баба, дрова?” — “Иду (имя девушки) зажигать сердце на месяц, кровь бы выгорела, а сердце болело о (имя молодца)”.
Наговаривается на пищу или питье, которые дают привораживаемому или на след ее. Встану я, (имя молодца), и пойду из дверей дверями, из ворот воротами, под восток, под восточную сторону, под светлый месяц, под луну небесную, к тому синему морю, синему морю-окияну. У того у синего моря лежит бел Алатырь-камень; под тем под белым Алатырем-камнем лежат три доски, а под теми досками три тоски тоскучие, три рыды рыдучие. Подойду я близехонько, поклонюсь низехонько. "Вставайте вы, матушки, три тоски тоскучие, три рыды рыдучие, и берите свое огненное пламя; разжигайте (имя девицы) девицу, разжигайте ее во дни, в ночи и в полуночи, при утренней заре и при вечерней. Садитесь вы, матушки три тоски, в ретивое ее сердце, в печень, в легкие, в мысли и в думы, в белое лицо и в ясные очи; дабы (имя молодца) казался ей пуще света белого, пуще Солнца красного, пуще луны небесной; едой бы она не заедала, питьем бы она не запивала, гульбой бы не загуливала; при пире она или при беседе, в поле она или в доме, — не сходил бы он с ее ума-разума". Будьте вы, мои слова, крепки и лепки, крепче камня и булата. Замыкаю я вас тридевятые замками; запираю я вас тридевятью ключами. Нет моим словам переговора и недоговора, и не изменить их ни хитрецу, ни мудрецу.
Стану я, (имя молодца), пойду из дверей во двери, из дверей в ворота, в восточную сторону, на окиян-море; на том море стоит остров, на том острове стоит столб, на том столбе сидят семьдесят семь братьев; они куют стрелы булатные день и ночь; скажу я им тихонько: "Дайте мне, семьдесят семь братьев, стрелу, которая всех пыльчее и летчее". Стрельну этою стрелою в девицу (имя девицы), в левую титьку, легкие и печень, чтобы она горевала и тосковала денно, нощно и полунощно, не заедала и не запивала. Заключаю замком крепким, и ключ в воду.
<<<Мужчина, вспотев и, обтерев пот платком, тем же платком должен утереть любимую женщину, приговаривая про себя>>>: "Как у меня, (имя молодца), пот кипит и горит, так же бы у (имя девицы) кипело и горело сердце обо мне, (имя молодца)".
Рыба карась или плотица, как тебе тошно на желтых песках, без воды и без грязи, тошно тебе в горячей и кипучей воде, так бы было тошно (имя девицы) по (имя молодца), чтоб она, (имя девицы), быть не могла; кто ту рыбу съест, тот без меня не проспит, не проживет и ни единой минуты быть не может.
Говорят сей заговор по три раза на три зари — утреннюю, вечернюю и утреннюю. На море на окияне, на острове на Буяне лежит камень, на том камне сидит красна девка, (имя девицы), и идет к ней (имя молодца), и говорит ей: "Ты меня не убойся, я пришел, твой товарищ, тебя соблазнить, чтобы тебе меня почитать и всегда на уме держать, в еде бы не заедать и в питье бы не запивать, во сне бы не засыпать, в гульбе бы не загуливать; бросалась бы тоска в ночное окошко, в полуденное окошко, в денное окошко; казался бы я тебе краснее красного Солнца и светлее светлого месяца, милее отца и матери, роду и племени, вольного света, разного цвета, что на свете цветет". Будь ты, мой приворот, крепче камня, крепче железа, отныне и до века.
Исполнена еси земля дивности. Как на море на океане, на острове на Буяне есть горюч камень Алатырь, на том камне устроена огнепалимая баня; в той бане мечутся тоски, кидаются тоски и бросаются тоски из стены в стену, из угла в угол, от пола до потолка, оттуда чрез все пути и дороги и перепутья, воздухом и аером. Мечитесь, тоски, киньтесь, тоски, в буйную ея голову, в тыл, в лик, в ясные очи, в сахарные уста, в ретиво сердце, в ея ум и разум, в волю и хотение, во все ея тело белое, и во всю кровь горячую, и во все кости, и во все суставы, в 70 суставов, полусуставов и подсуставов; и во все ея жилы, в 70 жил, полужил и поджилков, чтобы она тосковала, горевала, плакала бы и рыдала во всякий день, во всякий час, во всякое время; нигде бы пробыть не могла, как рыба без воды. Кидалась бы, бросалась бы из окошка в окошко, из дверей в двери, из ворот в ворота, на все пути и дороги, и перепутья су трепетом, туженьем, су плачем и рыданием, зело спешно шла бы и рыдала и пробыть без того ни минуты не могла. Думала бы об нем не задумала, спала бы не заспала, ела бы не заела, пила бы не запила и не боялась бы ничего, чтоб он ей казался милее свету белого, милее Солнца пресветлого, милее луны прекрасной, милее всех, и даже милее сна своего во всякое на молоду, под полный, на перекрое и на исходе месяца. Сие слово есть утверждение и укрепление, им же утверждается, укрепляется и замыкается. Аще ли кто от человек, кроме меня, покусится отмыкать страх сей, то буди, яко червь в свинце ореховом. И ничем, ни аером, ни воздухом, ни бурею, ни водою, дело сие не отмыкается.
Встану я, (имя молодца), утром рано, пойду в луга изумрудные, умоюсь там росою целебною, студеною, утрусь мхами шелковыми, поклонюсь Солнцу красному, ясной зореньке и скажу я Солнцу красному: "Как ты, солнышко, печешь-припекаешь цветы и травушки, так пусть и она (имя девицы) припечется ко мне (имя молодца) крепко, крепко, горячо, горячо, и будем мы как два цветка Иван-да-Марья жить вместе и любиться крепко, радоваться и ворковаться, как голубки порой вешнею. А ты, солнышко, приласкай нас, обогрей нас, чтоб никто не расхолодил и не разлучил нас во все дни, месяцы и годы живота нашего. Пусть она (имя девицы) с этой минуты и легкого часу не спит, не ест, а все думает только обо мне, добре молодце (имя молодца), а сердечко ее грустит и рвется ко мне, как птичка на волю из неволюшки. Пусть я ей (имя молодца) так буду с сего часу люб, как она мне и моему ретивому. Слова мои сердечны, искренни, верны и крепки.
За морем за Хвалынским, во медном городе, во железном тереме сидит добрый молодец, заточен во неволе, закован в семьдесят семь цепей, за семьдесят семь дверей, а двери заперты семьюдесятью замками, семьюдесятью крюками. Никто добра молодца из неволи не ослобонит, никто добра молодца до сыта не накормит, до пьяна не напоит. Приходила к нему родная матушка (имя матери) во слезах горючих, поила молодца сытой медовой, кормила молодца белоснеговой крупой, а кормивши молодца, сама приговаривала: не скакать бы молодцу по чисту полю, не искать бы молодцу чужой добычи, не свыкаться бы молодцу су буйными ветрами, не радоваться бы молодцу на рать могучую, не пускать бы молодцу калену стрелу по поднебесью, не стрелять бы во белых лебедей что лебедей княжьих, не доставать бы молодцу меч-кладенец врага-супостата; а жить бы молодцу во терему родительском, со отцем, со матерью, со родом-племенем. Уж как заговорит добрый молодец: не чисто поле меня сгубило, не буйны ветры занесли на чужую добычу, не каленой стрелой доставал я белых лебедей, не мечом-кладенцом хотел я достать врагов-супостатов, а сгубила молодца воля молодецкая, во княжьем терему над девицей красной (имя девицы). Заговариваю я, родная матушка (имя матери), полюбовного молодца (имя мододца) на любовь красной девицы (имя девицы). Вы, ветры буйные, распорите ея белу грудь, откройте ея ретиво сердце, навейте тоску со кручиной; чтобы она тосковала и горевала; чтобы он ей был милее своего лица, светлее ясного дня, краше роду племени, приветливее отца су матерью; чтобы он казался во сне и наяву, в день и полдень, в ночь и полночь; чтобы он ей был во пригожество красное, во любовь залучную; чтобы она плакала и рыдала по нем, и без него бы радости не видала, утех не находила. Кто камень Алатырь изгложет, тот мой заговор превозможет. Моему слову конец на любовь красной девицы (имя девицы).
Истопить баню жарко и войти в нее. Взять чистую тряпицу, вытереть пот и выжать тряпицу на пряник. Стирая пот, произнести трижды. На море на окияне, на острове на Буяне стояло древо; на том древе сидело семьдесят, как одна птица; эти птицы щипали вети (ветви), эти вети бросали на землю; эти вети подбирали бесы и приносили к Сатане Сатановичу. Уж ты худ бес, кланяюсь я тебе и поклоняюсь, — сослужи мне службу и сделай дружбу: зажги сердце (имя девицы) по мне (имя молодца) и зажги все печенья, и легкое, и все суставы по мне (имя молодца), буди мое слово крепко, крепче трех булата — во веки!" - Дать пряник съесть девице.
Ложусь я, (имярек), не молясь, встаю не благословясь, иду из двери в дверь, из ворот в вороты, иду черною тропою, мышиною норою; навстречу мне семьдесят семь бесов с сатаницею. Преклоняюся я к семидесяти семи бесам с сатаницею: “Куда вы идете, семьдесят семь бесов с сатаницею?” — “Идем мы на синё море — сине море колебать, горючь-камень зажигать”. — “Не ходите вы на сине море: синё море не колебайте, горючь-камень не зажигайте. Подите у (имя девушки) зажгите ретивое сердце, легкое, печень, семьдесят семь жил с полужилками, семьдесят семь ноготков с подноготками, семьдесят семь суставов с полусуставами, чтобы она , (имярек), без меня, (имярек), не пила, не ела и терпеть не могла”.
На море Кияне, на острове Буяне, лежит камень Китра, под тою Китрою лежат три черта братия: они бьют и выбивают пуд меди, пуд железа и пуд укладу, чтобы (имя молодца) тосковала час денной, час ночной и час полуденный, и полюбила меня, молодца, (имя девицы), пуще родимаго отца, пуще роду и племени. А ты, паушка Романея, беги-ка поскорея и дуй (имя девушки) в лице белое, в очи черныя, в груди полныя, во все ея кости и пакости, в семьдесят семь жил и во все суставы и полусуставы, чтобы (имя девушки) ела — не заела, спала — не заспала, а полюбила бы меня, молодца, до смертнаго конца. Достаю я не своим разумом, а людскою хитростью — приворотом молодецким. Да будет слово мое крепко отныне и до века!
Лягу я, (имя молодца), помолясь, и встану, благословясь, и пойду я из дверей в двери, из ворот в ворота, в чисто поле, под чистые звёзды, под лунь небесную. И лежат три дороги: и не пойду ни направо, ни налево; пойду по середней дороге, та дорога лежит через темный лес. В темном лесу стоить древо тоски, тоскует и горюет тоска, печалуется, и поселяю я ту тоску в (имя девицы). Взойди в ея белое тело, и в ретиво сердце, и в русые косы, в кровь горячую — в руду кипучую, чтобы она по (имя молодца) тосковала, и все бы она обо мне думала; в питье бы она не запивала, в еде бы она не доедала, во сне бы она не засыпала, и завсегда бы она меня, (имя молодца), на уме держала. Как Солнцу и месяцу помехи нет, так бы и моему заговору помехи не было.
Стану, (имя молодца), помолясь, пойду, благословясь, выйду в чисто поле, в широкое раздолье; на встречу мне, среди чистого поля и широкого раздолья, — 70 буйных ветров, 70 вихоров и 70 ветровичей и 70 вихоровичей. Пошли они на святую Русь зеленого лесу ломать, и на поле из кореня вонь воротить, и пещеры каменные разжигать. И тут я, (имя молодца), помолюсь им и поклонюсь. О вы есть 70 буйных ветров, 70 вихоров, и 70 ветровичей, и 70 вихоровичей. Не ходите вы на святую Русь зеленого лесу ломать, из корней вонь воротить и пещеры каменные разжигать, подьте вы, разожгите у (имя девицы) белое тело, ретивое сердце, памятную думу, черную печень, горячую кровь, жилы и суставы и всю ея, чтобы она, (имя девицы), не могла бы ни жить, ни быть, ни пить, ни есть, ни слова говорить, ни речи творить без меня, (имя молодца). Как меня она, (имя девицы), увидит или глас мой услышит, то бы радовалось ея белое тело, ретивое сердце, памятная дума, черная печень, горячая кровь, кости и жилы, и все у ней суставы веселились. Так бы она сохла, как кошенная трава су поля; как не может быть рыба без воды, так бы не могла бы быть она без меня, (имя молодца). Тем моим словам и речам ключевые слова.
Язык — проветчик, зубы — межа, глаза — вода, лоб - бор веди меня, сударушка, на двор, бери клюкву, мели муку, пеки хлеб, корми меня, будь отныне и до веку моя. Спущу (имя молодца), на бабную девицу (имя девицы) три тоски тоскущие, три сухоты сухотущие, три жалбы жалбущие — в сердце ретивое, в легкое, печень и в кровь горячую, в глаза и суставы, и в мозга. И казался бы (имя молодца) девице (имя девицы) милее хлеба-соли, милее милости Божьей, роду-племени, отца-матери, красновго Солнца, светлого месяца. Мало-молодо (3 раза). Замок в море, ключ во рте. Как замка из моря не вынимали, ключа изо рту не доставати (3 раза). Кои слова в забытьи, служите навеки впереди. Будь, моя молитва, крепка и липка, лучше и зубастее зуба щучева.
Выйду я на улицу, посмотрю в чисто поле. В чистом поле есть 77 медных светлых каленых печей, на 77 медных светлых каленых печах по 77 яги-баб, у тех у 77 яги-баб есть по 77 дочерей, у тех у 77 дочерей есть по 77 клюк и по 77 метел. Помолюся и покорюся я, (имя молодца), этим яги-бабовым дочерям: 'Той еси! Вы, яги-бабовы дочери, присушите и прилучите (имя девицы) к (имя молодца), метлами следы запашите, клюками заключите, бейте-убивайте подпятную жилу, бейте-убивайте подколенную жилу, бейте-убивайте корекористый дуб, бейте- убивайте медны калены печи. Коль горят пылко и жарко медныя печи, так же бы (имя девицы) пеклась и калилась во всякое время, во всяк час, утра рано, вечера поздно, о середки дня, о полуночи, о утренней заре и на вечерней, на новый и на ветхий месяц, и на перекрое месяце; не могла бы она, (имя девицы), ни жить, ни быть, ни пить, ни есть, во сне не засыпала, в питьи не запивала, во еде не заедала, су добрыми людьми во беседы не засиживала, все меня, (имя молодца), на уме держала; и казался бы я, (имя молодца), светлее светлого месяца, краснее красна солнышка, любе отца, матери, толще и матерей всего мира. Ветры-ветерочки, буйны вихорки, спущу я свои слова, свою статью на свою сторону, где ее найдете, тут ее возьмите, — на широкой улице, во мшаной хоромине, во дверях, воротиках.
Стану я, не помолясь, пойду, не благословясь, из избы не дворами, из двора не воротами, в чисто поле. В том поле есть море-окиян, в том море есть Алатырь-камень, на том камне стоить столб от земли до неба огненный, под тем столбом лежит змея жгуча, опалюча. Я той змее поклонюсь и покорюсь: "Ой еси ты, змея, не жги, не пали меня, полетай под восточну сторону, в высокий терем, в новый покой, пухову перину, шелкову подушку,к девице (имя девицы), разожги и распали у той девицы белое тело, ретивое сердце, черную печень, горячую кровь, все подпятныя и занокотныя жилы; чтобы она, девица (имя девицы), не могла ни жить, ни быть, часу часовать и минуты миновать; по утру вставала — обо мне бы вздыхала, пошла — ко мне бы, (имя молодца), величала, ни с кем бы она думы не думала, мыслей не мыслила, плоду не плодила, плодовых речей не говорила, ни с отцем бы, ни с матерью, ни с родом, ни с племенем, кроме меня, (имя молодца), все бы она, девица (имя девицы), со мной, (имя молодца), думу думала, мысли мыслила, плод плодила, плодовые мысли говорила, на ветху и на нову месяцу, и на перекрой месяцу. Будьте те мои слова недоговорены, переговорены, все сполна говорены, ключ сим словам в зубы, замок — в рот.
Как (имя молодца) любит (имя девицы), так чтобы и (имя девицы) не могла без него ни жить, ни пить, ни есть, и любила, и почитала его лучше отца и матери, белого месяца и красного ясна солнышка, веки по веки, отныне до веку.
Стану я, (имя молодца), помолясь, пойду, благословясь, из избы дверями, из двора воротами в чисто поле на три розстани, помолюся я, (имя мололдца), трем братам, трем ветрам: первый брат — ветер восточный, второй — ветер западный, третий — ветер северный! Внесите тоску и сухоту в (имя девицы), чтобы она о мне, (имя девицы), сохла и тосковала; не могла бы ни дня дневать, ни часа часовать отныне, и до века, и во веки!.
